В 1940 году Георгий Автандилов был призван на военную службу. Вот так он вспоминал начало войны: «Наша 86-я краснознаменная дивизия находилась в городе Цехановец – на самом выступе западной границы.
21 июня, за день до начала войны, мы смотрели фильм «Богдан Хмельницкий». После фильма я, как старшина роты (в моем подчинении было 108 человек), уложил солдат спать и лег сам. А в четыре утра вдруг проснулся - прямо в мозг «впилась» пулеметная очередь. От мощного взрыва моя раскладушка подпрыгнула над землей. Так с рассветом немцы накрыли нас огнем артиллерии, «мессершмиттов», совершавших налеты каждые 15 минут, и начали смешивать нас с землей. Под непрерывным шквальным огнем мы стали собираться – нужно было взять телефонный кабель (приблизительно километровой длины), подготовить машины, с которых мы, чтобы не портились покрышки, сняли колеса. И вот ставим колеса, а рядом уже снарядами сносит крыши. Под таким огнем заняли оборону и целых три дня немцев не пропускали. Это, конечно, обошлось дорогой ценой – мы потеряли почти половину наших ребят…»
Георгий Автандилов попал в плен в 1941 году и до марта 1945 года находился в концлагере Ламсдорф № 318. Сразу после освобождения, с 18 марта по 9 мая 1945 года принимал участие в боях против немецкой армии. Был награжден орденом Отечественной войны II степени и 14 медалями.
После демобилизации продолжил обучение и с отличием закончил Северо-Осетинский государственный медицинский институт. Стал доктором медицинских наук, профессором, Заслуженным деятелем науки РСФСР, академиком Российской академии естественных наук.

Все 872 дня тяжелейшей блокады Ленинграда рядом с измученными горожанами был мягкий, искренний голос поэтессы Ольги Берггольц. Ее выступлений по радио ждали, не отходя от репродукторов, тысячи человек. Голос Берггольц давал им надежду, веру и силу жить дальше, ее голос стал символом мужества и борьбы ленинградцев за жизнь и свободу.
Что бы с ней самой ни происходило, она строго по графику появлялась в студии, и в эфире раздавалось: «Внимание! Говорит Ленинград! Слушай нас, родная страна. У микрофона поэтесса Ольга Берггольц».

...Я буду сегодня с тобой говорить, товарищ и друг Ленинградец,
О свете, который над нами горит, о нашей последней отраде.
Товарищ, нам горькие выпали дни, грозят небывалые беды,
Но мы не забыты с тобой, не одни, – и это уже победа.

Берггольц жила одной жизнью с ленинградцами, ходила по тем же улицам, так же недоедала, сидела на голодном пайке и от истощения была на грани смерти. Реальность была настолько жестокой, что казалось: людям не до стихов. Но Берггольц писала так, что они становились точкой опоры для каждого, кто их слышал. Поразительные выступления Берггольц имели такую силу, что немцы внесли ее в список лиц, которые должны быть немедленно расстреляны сразу после взятия Ленинграда.

Осенью 1942 года вместе с другими переброшенными под Сталинград курсантами 2-го Бердичевского пехотного училища Юрий Бондарев попал на фронт. Его зачисляют командиром минометного расчета 308-го полка 98-й стрелковой дивизии. «Боевое крещение» – контузия, обморожение и ранение в спину – ждет его в районе Котельникова, откуда 12 декабря 1942 года на помощь окруженной армии Паулюса прорывается группа немецких армий «Дон».

«Что же касается самого страшного… Удивительная вещь, на войне со своими ребятами мне страшно-то было только одно: прямое попадание в орудие, когда мы занимали определенные позиции и надо было стрелять по танкам. Поэтому я всегда выбирал наводчиками деревенских ребят. Они почему-то всегда были лучшими артиллерийскими снайперами. Я до сих пор помню их всех. И помню их лица перед прицелом. Как они сбоку смотрели на меня, ведь от меня зависел точный прицел: ошибись я в прицеле – и все, конец…»

«Горячий снег» – так через двадцать семь лет назовет Бондарев роман, повествующий о событиях одного из дней великой Сталинградской битвы, участником которой ему довелось стать. То был жар отчаянного сопротивления в холоде безмерной усталости, огонь героического мужества и хладнокровия, рождавшегося в преодолении жгучего страха. Мучительное торжество воли и силы человеческого духа в невыносимых и нечеловеческих условиях. Испытание ужасом и отчаянием, горем и безнадежностью...
После войны Юрий Бондарев поступил в Литературный институт им. М. Горького. Начал печататься с 1949 года, а с 1951 года был членом Союза писателей СССР. Главной темой его произведений стала война.

По стечению обстоятельств и в силу своего прямого, решительного характера, молодой десантник Георгий Возлинский оказывается в самом пекле боевых действий на Севере – на полуострове Рыбачий. Этот полуостров стал стратегически важным опорным пунктом Северного флота с линией обороны на скалистом хребте Муста-Тунтури. Находившиеся на нем отряды с основными войсковыми соединениями связывал лишь узкий перешеек между полуостровом Средний и Большой землей. По нему отрядам доставлялись лотки с минами, ящики с гранатами, медикаменты. Перетаскивать на себе груз, пробираясь по скалам под открытым огнем, приходилось «ботикам» – по аналогии с названием малого судна каботажного плавания так стали называть солдат-моряков, «курсировавших» по Долине смерти. Они же выносили с Муста-Тунтури раненых. За один рейд команда безоружных храбрецов (для оружия не оставалось места) часто редела больше чем наполовину. «Ботиком» стал и Георгий Возлинский.

Однажды пуля снайпера настигла его. Упавший со скалы, более пяти суток он пролежал в снегу до тех пор, пока товарищи смогли вытащить его, уже потерявшего сознание.
В сентябре 1945 года Возлинский демобилизовался инвалидом по семи ранениям и двум контузиям. Поступил в Московский энергетический институт.

После выхода на пенсию в 1983 году Георгий Маркович полностью посвятил себя творчеству. Он – автор нескольких сборников стихов, множества статей о воспитании и духовном развитии человека. Он создал уникальные коллекции резных предметов из дерева и расписных фарфоровых изделий. За свою жизнь Возлинский написал около тысячи картин и икон. Многие полотна посвящены сражениям в Заполярье.Георгий Маркович – заслуженный художник России, народный мастер России, заслуженный работник культуры.

«Работа на фронте научила меня многому, - вспоминал художник Виктор Дмитриевский. Я делал зарисовки, осваивая новые навыки письма. Я с юности мечтал быть художником-пейзажистом, но война и Студия Грекова сделали меня военным художником.
В 1944 году, на Белорусском фронте боевое крещение наша группа художников получила в Литве, под Каунасом. Мы собрались переночевать. Остановились около железной дороги и неожиданно попали под жестокую бомбежку. Я, конечно, видел бомбежки и раньше... Ho они не шли ни в какое сравнение с тем, что пришлось пережить тогда. Спрятаться было негде - ни окопов, никаких укрытий поблизости. Стояли лишь две наши машины - «студебеккер» и «виллис». Мы с моим товарищем, Климашиным, решили: «Пойдем, хоть под машину ляжем». И всю бомбежку пролежали под машиной. Кругом рвались бомбы, земля клокотала от взрывов. Когда мы вылезли, то обнаружили, что бампер машины насквозь пробит большим осколком. «Да, - подумали мы, - повезло нам».

Вскоре мы добрались до наших танковых частей и там приступили к работе. Танковая бригада, в которой мы были, с утра должна была идти в атаку. Танкисты посоветовали нам на ночь залечь под танки, и мы провели ночь вместе с ними - рисовали, собирали материал. Когда утром началось наступление, они уговорили нас идти следом за ними на некотором отдалении.

Надо сказать, что на фронте к нам, художникам, относились очень бережно, не позволяли особенно рисковать: «Знаете, ребята, вы уж лучше не лезьте на рожон». Так что в атаку мы все-таки не ходили, но всегда были рядом, наблюдали и зарисовывали то, что видели.

После войны Дмитриевкий стал известным художником, его картины находятся в Государственной Третьяковской галерее, Центральном музее Вооружённых Сил в Москве, в других музеях России и СНГ, Англии, Австрии, Дании, Голландии, Франции, США.

В качестве художника Виктор Дмитриевский работал над созданием панорамы «Сталинградская битва» и диорамы «Форсирование Днепра» для Музея Победы.

Из воспоминаний Бориса Карасева: «За годы Великой Отечественной войны я трижды был похоронен заживо. Первый раз - 2 июля 1941 года. Возвратившись после удачной разведки на территории Румынии, в районах Липканы, Штафанешти, я посадил самолет на аэродром Кочубеев около западной границы. Самолет быстро заправили и приказали снова подняться в воздух, чтобы помочь нашему воздушному полку, который вел бой с фашистами над Каменец-Подольским. В этом бою на высоте 1000 - 1200 метров у моего самолета отбили правую плоскость. Самолет вошел в штопор. С трудом я вылез из кабины, где-то на высоте 800 метров выдернул кольцо парашюта, но парашют не раскрывался. Падал я до самой земли. С командного пункта Южного фронта видели, как падали самолет, его крыло и летчик. Потом мне рассказывали: «Как мы могли поверить, что ты остался жив - на наших глазах летчик скрылся за горизонтом, а парашют так и не раскрылся». A спасла меня глубокая балка - овраг. Парашют раскрылся в нем за секунду до приземления. В тот раз моим родителям впервые послали похоронку...»

Борис Карасев - советский офицер, лётчик-истребитель, Герой Российской Федерации. Летчик-ас, сбивший в годы войны 21 немецкий самолет. После войны он продолжал службу в Военно-Воздушных Силах СССР.

Во время Великой Отечественной войны балерина Ольга Лепешинская выступала перед фронтовиками в составе Первой фронтовой бригады Большого театра. Воодушевляя бойцов своим искусством, Лепешинская часто танцевала в совершенно неподходящих условиях, порой без сцены, прямо на земле. При исполнении фуэте ее нога просто ввинчивалась в почву, но балерина не обращала внимания на мелкие травмы...

Об одном из концертов она вспоминала: «Мы танцевали с Борисом Мессерером на специально подготовленном для нас дощатом полу, который был совершенно не пригоден для балета. Но мы танцевали, это был вальс И. Штрауса. Сначала целиком, потом кусочками, потом опять целиком, потом опять кусочками, а бойцы просили нас танцевать еще и еще... Забыть этого нельзя!»

Все годы войны Ольга Лепешинская танцевала не только на фронте, но и в тылу, на сцене Большого, давала сольные концерты, сбор средств от которых поступал в фонд обороны Красной армии и на строительство танковой колонны «Советский артист». За свою работу во имя Победы, в мае 1945 года артистка получила телеграмму с благодарностью от Верховного Главнокомандующего СССР Иосифа Сталина.

Художник Борис Неменский так вспоминал о войне: «Шел 1942 год. Меня направили в Панфиловскую дивизию, которая вела бои в районе города Холм, Новгородской области. Вокруг была совершенно непроходимая болотистая местность. Наши солдаты и немцы перестреливались, завязнув в непролазных болотах, - не было никакой возможности продвигаться ни вперед, ни назад. А дальше начались «будни» окопные. Настоящих боев не было, но все простреливалось и нами, и немцами. Даже почта редко доходила… Память об этих днях, от которых бежал как от будней, впоследствии стала темой картины «О далеких и близких». Потом лишь осознал, что самое интересное было не действия солдат, а они сами: как люди, как личности…»

Другое яркое воспоминание художника уже относится к концу апреля – маю 1945 года, когда велись бои за Берлин: «Берлинские этюды приходилось рисовать в экстремальных условиях – наших солдат за каждым углом подстерегала опасность. Представьте, один из этюдов я писал, сидя посреди улицы Фридрихштрассе (это одна из центральных берлинских улиц, как, например, у нас Кузнецкий мост или Сретенка) в шикарном кожаном кресле, которое чудесным образом очутилось на мостовой. Всё вокруг было окутано пологом дыма и огня. Солдаты перетаскивали меня с места на место в кресле, а я делал наброски, фиксируя все происходящее».

В 2016 году эти Берлинские этюды народного художника России Бориса Неменского были представлены в экспозиции «Битва за Берлин» в Музее Победы на Поклонной горе, которые стали уникальным памятником тех дней.

Произведения Бориса Неменского находятся в Государственной Третьяковской галерее, Русском музее, а также в других российских и зарубежных музеях, они украшают частные коллекции в Германии, Англии, Франции, Японии.

Клавдия Никольская-Береговская, которой было 20 лет, когда началась война, вспоминала: «В 1944 году Московская консерватория «мобилизовала» меня на Ленинградский фронт. Перед отправкой мы побывали в самом Ленинграде - сразу же после снятия блокады. Нас поразила удивительная чистота в городе. Непонятно, как находили в себе силы поддерживать ее голодные, больные, доведенные до истощения жители. В Ленинграде состоялся наш первый концерт для офицеров и военного командования. Я пела «Цыганскую песню», романс А. Верстовского «Старый муж, грозный муж», скрипачка играла «Цыганские напевы». Нас похвалили, но заметили: «Цыганщины у вас больно много».

Из Ленинграда наша концертная бригада была направлена в Эстонию. Мы остановились на озере Выруярве. Я не ожидала на фронте встретить столько знаменитостей, это меня поразило. Казалось, у фронтовой полосы собрался цвет нашей культуры, артисты театра, эстрады, кино не оставляли наших бойцов в эти 4 года войны. Боролись своим искусством с врагом, стали за это время близкими и родными людьми всем бойцам Красной армии.

По прибытии в часть мы отправились в медсанбат, где должно было состояться выступление, и первым, кого я встретила, оказался артист MXATa, известный теннисист, спортивный комментатор Николай Озеров. Это встреча была такой неожиданной, он чрезвычайно обрадовался нам. После концерта проговорили всю ночь. Он расспрашивал, какие здания в Москве пострадали от бомбежек, как изменились улицы... На фронте, несмотря на свою мирную профессию, он работал санитаром - вытаскивал на себе раненых с поля боя…»

Клавдия Никольская-Береговская - ветеран-труженик тыла Великой Отечественной войны, участник концертной бригады Ленинградского фронта, была профессором кафедры пения и хорового дирижирования музыкального факультета Московского государственного педагогического института имени В.И. Ленина.

Во время Великой Отечественной войны артистка театра и кино Любовь Орлова выступала с концертами перед советскими солдатами практически на всех фронтах: под Минском и Киевом, Орлом и Белгородом, Харьковом и Курском, Сталинградом. За что удостоилась лютой ненависти фашистов. Она выступала в госпиталях, на промышленных предприятиях, в колхозах и совхозах, снабжавших фронт всем необходимым, вдохновляя людей на борьбу с фашизмом.

- Нет для советской актрисы большей чести, чем петь для своего народа в тяжелую годину его борьбы с ненавистным врагом! - заявила она в интервью, появившемся в июне 1943 года в газете «Грозненский рабочий». О ее «военных концертах» газета «Социалистическая Осетия» тогда же писала, что каждая исполненная ею песня - это «песня, до боли дорогая нам в дни, когда на Родину посягнул фашизм».

Любовь Орлова не на словах, а на деле считала себя мобилизованной и вела борьбу с врагом своим искусством. Меньше всего она думала о своем здоровье, об усталости, о тех отнюдь не легких условиях, в которых приходилось работать и жить. Вот выдержка из ее письма родным «...Мои концерты идут очень хорошо, - писала она. - Голос звучит...». И дальше, буквально через запятую: «...питаюсь очень плохо, иногда не обедаю. Сплю тоже плохо...». И дальше: «План моей поездки таков: сегодня, четвертого, еду в Гори - один концерт, затем - в Поти, 8, 9 и 10-го - в Тбилиси, 11 и 12-го - в Ленинакане, 13, 14 и 15-го - в Ереване, 16-го - в Нахичевани...».

Говорит композитор Мераб Парцхаладзе: «Шел 1942 год. Мне было 17 с половиной лет, и я стал солдатом 466-го полка 8-й зенитно-артиллерийской бригады Северокавказского фронта. Меня определили в отделение радиотелеграфистов, радиодело я освоил легко. Особенно азбуку Морзе - помогла кистевая техника пианиста и хороший слух, так что вскоре стал сержантом. Какое-то время наша часть стояла под Нальчиком, потом взяла оборону Северного Кавказа. В общей сложности мы сбили 26 немецких самолетов.

На фронте я организовал ансамбль художественной самодеятельности. От командира узнал, кто в полку играет на музыкальных инструментах. Нашел домриста, двух баянистов, скрипача и гитариста, - вот, кажется, и все. Собрали смешанный хор, в нашей части было довольно много девушек. Огневой взвод состоял из парней, которые стояли на 76-миллиметровых пушках, а радистки, телефонистки и разведчицы - все были девушки. Они обслуживали и прибор, служивший для наводки и определявший высоту самолета, его удаленность, азимут. Было у нас в хоре два великолепных баса, которые, правда, оказались почти совсем без музыкального слуха. Учили все с огромным трудом. Зато если уж выучивали, то запоминали намертво. Дней за десять, за неделю до праздников и по особым случаям издавался приказ по полку, снимавший нас с огневых точек и освобождавший время для репетиций. За эти дни мы готовили программу - музыкальные номера, песни, танцы. Пели «Ой, Днепро, Днепро», «Землянку». Выступали обычно на площадке вокруг пушки. Иногда поблизости попадалось что-нибудь вроде клуба»

«Моя фронтовая дорога была весьма извилиста, - вспоминал Михаэль Ройтерштейн. После долгого стояния в районе сегодняшней российско-польской границы, а потом и за нею, мы выдвинулись на плацдарм восточнее Варшавы. В ходе январского наступления 1945 года (вот когда я узнал по-настоящему, что такое артподготовка) мы обошли Варшаву с севера и стремительно двинулись, отрезая путь к отступлению крупной группировке вражеских войск, которая располагалась под Кёнигсбергом (он будет взят только в апреле, и мы получим медали за его взятие). В марте нас направляют на форсирование реки Одер: мы же - резерв. Почти две недели не удавалось перебраться на левый берег, что сказать, на карте - голубая ниточка, а на деле – полноводная река. Вместо левого берега - земляная дамба, за которой болото с обширными лужами и реденькими кустиками; дальше еще одна дамба, а за нею тоже вполне судоходный Вест-Одер с пологим и совершенно открытым берегом. Чуть повыше - лесок, в котором, как потом выяснилось, вражеская часть с артиллерией, пулеметами и отличным обзором.

На «нашем», высоком, берегу мы развернули наблюдательный пункт полка, а рядом, под прикрытием кирпичной стены разбитого дома, мы с моим фронтовым другом Юрой отрыли для себя и рации маленький окоп. Юра вылез раскинуть антенну, я подключал питание станции, и в этот момент за стеной разорвался снаряд. Стена накрыла меня в окопе, стукнув по голове на удивление слабо, но достаточно, чтобы я потерял сознание. Пару раз я вроде бы приходил в себя и тут же опять отключался. Тем временем начальство решило перенести наблюдательный пункт южнее. Юрка заявил, что никуда не двинется, пока не откопает меня - живого или мертвого. Общими усилиями меня извлекли, на ходу я начал понимать происходящее, но все-таки еще часа три отлеживался. Рация, кстати, которую тоже вытащили из завала, оказалась в полном порядке. Стена попалась, как видно, добротно сложенная, не рассыпалась на кирпичики…»

После войны Михаэль Ройтерштейн окончил Музыкальное училище при Московской государственной консерватории, затем – Московскую государственную консерваторию. Он был композитором, музыковедом и педагогом.

«Война - это работа, - кровавая, безжалостная, но работа, говорила Мария Рохлина, которая воевала в должности санинструктора санитарного взвода. - У каждого были свои обязанности, и когда знаешь, что нужно делать, то страх отступает. Только потом, много позже, осознаешь, через что ты прошел! Да, в ожидании боя внутри все дрожит от страха. И сейчас, через 65 лет, страшно!»

 События того дня Мария Михайловна помнила до мельчайших подробностей спустя много лет: «Тяжелораненого бойца нужно было доставить на левый берег Днепра в медсанбат дивизии. Начало октября 1943 года, мосты разрушены. Течение Днепра очень быстрое, полно водоворотов. Соорудили плот, уложили раненого и дали мне вместо весла доску. Я прошла большую часть Днепра, берег был совсем рядом. И вдруг, доска ломается! От неожиданности я уронила и вторую половину, плот начал стремительно уноситься от берега. Оставалось только одно - грести руками, по локоть погружая их в ледяную воду. У меня немели руки, кажется, леденело даже сердце. Немцы с берега заметили нас и начали стрелять, а впереди - знаменитые днепровские пороги...»

К счастью, на левом берегу реки плот заметили красноармейцы. Они-то и спасли находящихся уже в бессознательном состоянии девушку и раненого бойца.

После войны она окончила Владивостокский медицинский институт и работала санитарным врачом.

В сентябре 2009 года Мария Рохлина была в Центре «Радость» на открытии музея «А музы не молчат!». Она оставила памятную запись в книге отзывов «Дерзайте, Вы наше будущее, наша надежда, что Россия будет жить! От имени сталинградцев оставляем Вам в наследство Победу, не сдавайте ее никому и не предавайте! Мы надеемся на Вас. Не подведите нас!»

Все 4 года войны, певица, исполнительница народных песен, Лидия Русланова, провела на фронте. Она вошла в первую концертную фронтовую бригаду, которая была создана в августе 1941 года в Москве. Вот что она вспоминала о первых месяцах войны, это было одно из первых ее выступлений на фронте, под Москвой: «Только закончила одну из песен, как над головами появились немецкие самолеты. Посыпались бомбы, затрещали пулеметы, задрожала земля от взрывов... Смотрю, никто из солдат и ухом не ведет, слушают, как в Колонном зале. Думаю, и мне не пристало отсиживаться в траншее, да и концерт прерывать негоже... В общем, налет фашистов выдержала, программу довела до конца»

Вот что написали о певице в 1942 году в журнале «Огонек»: «Известная исполнительница русских народных песен Лидия Русланова… почти с первых дней войны разъезжает по частям героической Красной Армии, выступая перед бойцами… Она дает сотни концертов, вот один из них. Лес. В лесу еще сыро. Совсем недалеко идет бой… Прямо на земле стоит Лидия Русланова… На певице мордовский сарафан, лапти, на голове цветной платок - по алому полю зеленые розы. Она поет, ее окружают сто или полтораста бойцов, пехотинцы. Они в маскировочных халатах, их лица черны, на шее автоматы. Они только что вышли из леса и через тридцать минут снова должны идти в атаку. Это концерт перед боем… Вот она закончила песню. Молодой солдат подходит к певице и говорит: «Видишь, какие мы чумазые после боя. Но песней ты нас умыла, как мать умывает своих детей. Спасибо. Сердце оттаяло…».

Георгий Сальников так рассказывает о войне: «В январе 1943 года меня отправили на фронт прямо из дома, с последнего курса училища при Московской консерватории, и я был сразу направлен в войска Северо-Западного фронта. Подготовка заняла всего лишь две-три недели, за которые нас научили стрелять из винтовки и бросать гранату, как вести себя в условиях фронта. На поезде мы добрались до Торжка, а от Торжка более ста километров шли пешком до линии фронта. Там нам выдали обмундирование.

Между Москвой и Ленинградом находился так называемый Демянский плацдарм. Мы должны были окружить группировку немцев. Как я потом узнал, операция прошла успешно. Как бы там ни было, это известие меня очень обрадовало - хоть маленькая, но в этом все же была и моя лепта».

В одном из первых боев в этом же 1943 году Георгий Сальников был ранен и отправлен в госпиталь. Потом его демобилизовали.

Он продолжил учебу, закончил училище и поступил в консерваторию. Георгий Сальников стал композитором, был профессором Московской государственной консерватории им. П. И. Чайковского.

Когда началась Великая Отечественная война, поэт Константин Симонов в числе первых устремился на фронт, работать военным корреспондентом. Он стал свидетелем отступления и хаоса первых дней войны, был свидетелем битвы под Сталинградом, участвовал в битве на Курской дуге, видел ужас Освенцима и победное Красное знамя над Рейхстагом в мае 1945 года в Берлине. Все события, свидетелем которых он был сам, Константин Михайлович описывал в своих ёмких очерках, публиковавшихся в военное время в газетах «Красная звезда» и «Известия». Большинство его стихотворений посвящено фронтовым годам и связано с воспоминаниями о войне, а знаменитое «Жди меня» и вовсе можно назвать гимном военного времени. Стихотворение было посвящено возлюбленной Константина Симонова, 22-летней актрисе Валентине Серовой. Печатать стихотворение он сначала не собирался, считал его слишком личным и читал только самым близким. Но его переписывали от руки, и когда один из друзей сказал, что «Жди меня» - его главное лекарство от тоски по жене, Симонов сдался и решил отдать его в печать. «У стихотворения «Жди меня» нет никакой особой истории. Просто я уехал на войну, а женщина, которую я любил, была в тылу. И я написал ей письмо в стихах…», - писал Константин Михайлович в 1969 году. Сегодня сложно найти человека, который не слышал хотя бы однажды это великое стихотворение. Оно стало гимном всем подругам и жёнам фронтовиков. В пору Великой Отечественной войны солдаты переписывали это стихотворение от руки, хранили в нагрудных карманах гимнастёрок. Оно давало силы и веру в победу, которую они должны были подарить тем, кто так ждал любимых с фронта.

Актриса советского кино Лидия Смирнова вспоминает: «Когда началась Великая Отечественная война, мы сразу же начали снимать боевые киносборники. Это были короткометражки на оборонные темы. И одновременно я снималась в кинофильме «Парень из нашего города», который вышел на экраны 31 августа 1942 года. Когда картина пошла в прокат, я получала с фронта от бойцов множество писем, - вспоминает Лидия Николаевна. Об одном не могу не рассказать... Его написали танкисты. У них на одном из танков был портрет моей Вари из «Парня из нашего города». И командир командовал: «Вперед, за Родину, за Сталина, за любовь Вари и Сергея!» Моя героиня была для них воплощением `любви и верности. Это письмо врезалось мне в душу, было ощущение, что это и мой вклад в победу...

Актриса не была согласна с выражением «когда говорят пушки, музы молчат». Военный период был для нее самым плодотворным. Тема женщины на войне, тема испытаний, выпавших на женскую долю, тема невосполнимых утрат, тема женского героизма, стойкости, вдовства стали самыми важными для нее в ее актерской биографии.

Встреча корреспондентов «Радости» с Лидией Николаевной состоялась в 2005 году, накануне ее юбилея. Узнав, что в нашей школе создан музыкально-литературно-художественный музей Великой Отечественной войны,Лидия Николаевна подарила музею множество фотографий военного времени. «Я захотела подарить вам кадры из самых первых кинофильмов о войне, к созданию которых работники кино приступили сразу после ее начала. Я играла в них главные женские роли: отважных, смелых, любящих женщин. Люди смотрели эти фильмы, мои героини их вдохновляли и были для них примером…», такую дарственную надпись она оставила для музея «А музы не молчат!»

С первых дней Великой Отечественной войны писатель и поэт Твардовский был на фронте. В конце июня 1941 года он прибыл в Киев для работы военным корреспондентом в редакции газеты «Красная Армия». А в конце сентября поэт по его собственным словам «едва выбрался из окружения». В начале лета 1942 года Александр Трифонович получил новое назначение - в газету «Красноармейская правда» на Западном фронте. Редакция располагалась в сотне километров от Москвы, в нынешнем Обнинске. Отсюда начался его путь на запад. И именно здесь Твардовского посетила великолепная мысль - возвратится к задуманной по окончании советско-финской войны, поэме «Василий Тёркин». Он начал в 1941-м, и окончательный вариант сочинения отдал в печать в 1945-м. Ее публиковали частями, по мере написания сразу, в годы войны. Его «Василий Тёркин» помогал поднимать боевой дух солдат и командиров Красной армии. Даже после ранения в 1943 году, тяжело больной Твардовский не прекращал работы над поэмой. К нему нескончаемым потоком шли письма от читателей, требующих продолжения историй о ставшем легендой Василии Тёркине. В мае 1945 г. увидела свет заключительная глава поэмы «От автора». Поэма была завершена окончательно.

Неоднократно во время поездок на фронт артисты оркестра с Леонидом Утесовым попадали в опасные ситуации, под бомбежки. Несмотря на это концерты «утесовцев» проходили на высочайшем уровне, при любой погоде, но всегда в парадной форме, каждое выступление было настоящим праздником для солдат. «Утесовцы» порой выступали дважды в день, а в июле 1942 года поставили своеобразный рекорд, дав сорок пять концертов за месяц! Чаще всего эти концерты проходили под открытым небом, сценой служила наспех сколоченная площадка. «Но мы были счастливы, что по-настоящему участвуем в битве с фашистами», – вспоминал Утесов. Исполняли песни в разных жанрах от джаза до городского романса: «Жди меня», «Любимый город», «Спят курганы темные».

Одна из любимых песен военного времени была «Темная ночь». В октябре 1943 года на экраны вышел фильм «Два бойца», где песню «Темная ночь» исполнил сыгравший главную роль Марк Бернес. Но еще до премьеры кинокартины эта песня появилась в записи Леонида Утесова. Композитор Никита Богословский, написавший простую и душевную мелодию, хотел, чтобы песня скорее ушла в народ. Он отправил ее Утесову, тот сразу влюбился в композицию и включил ее в эстрадную программу. Так появилось 2 варианта исполнения этой песни. В музее бережно хранится пластинка той записи 1943 года.

Композитор Григорий Фрид говорил так о годах войны: «В начале войны я искренне надеялся, что нас отправят в действующую армию. Работать в фронтовом ансамбле, когда солдаты сражаются, казалось мне унизительным.

Но со временем я стал понимать, что мы действительно нужны. Ансамбль насчитывал около пятидесяти человек и делился на два коллектива - один скорее джазового направления, другой - народного. Я был в народном. После того как несколько раз нас забросили на передовую, представление о фронте изменилось. Ведь сначала казалось, что фронт - сплошные наступления, атаки, контрудары... Мы не учитывали, что солдаты в окопах, дотах, землянках могли неделями лежать на одном месте, практически бездействуя. И тогда наш ансамбль был просто незаменим. Часто мы выступали буквально в пятистах-шестистах метрах от немцев. Вплоть до того, что слышали с их стороны: «Русс! Играй! Стрелять не будем!» Случались, правда, и провокации. Убили баяниста, погиб замечательный певец нашей концертной бригады. Чтобы добраться до места выступления, нередко приходилось преодолевать и минные заграждения, и простреливаемые поля, и так называемые «фокке-вульф-190» - рамы корректированных бомбежек. Рисковали жизнью постоянно, и боролись все 4 года войны с врагом так как могли мы, музыканты, не с оружием, а с музыкальными инструментами в руках…»

После войны Григорий Фрид продолжил свою композиторскую деятельность.

Композитор Тихон Хренников рассказывал такой эпизод времен Великой Отечественной: «В 1943 году мне позвонил кинорежиссер Иван Пырьев: «Тихон! Виктор Гусев написал новый сценарий. Сейчас я тебе его пришлю. Мы немедленно должны сделать эту картину, еще до окончания войны». Из этого сценария родился фильм «В шесть часов вечера после войны», который вышел на экраны 16 ноября 1944 года. Сценарий тогда меня потряс - там была изображена Победа, встреча влюбленных на Кремлевском мосту, так реалистично, будто уже все произошло. Он написал музыку к фильму, но одна песня стала особенно популярной - «Артиллеристы, Сталин дал приказ», песня пошла по всему фронту, по всей стране. Ее стали называть «гимном артиллеристов» …

«В первых числах марта 1945 года, мы с композитором Матвеем Блантером, автором знаменитой «Катюши» выехали в распоряжение Политуправления 1-го Белорусского фронта. В течение двух месяцев в составе фронтовых бригад мы почти ежедневно выступали на батареях, в дивизиях, полках и госпиталях. Особенно запомнился мне концерт в артиллерийском полку, который первым открыл огонь по центру Берлина. Я пел свои песни в минуты затишья, когда ненадолго умолкала победная симфония всесокрушающего огня наших орудий. Бои за Берлин еще шли. В этом полку меня слушали солдаты и офицеры, пришедшие к Берлину из-под стен Ленинграда, участвовавшие в боях за освобождение Пскова, всей Ленинградской области, Советской Прибалтики и союзной Польши...

Чужая земля! Ho именно здесь, на ней, я всей душой познал величие и несокрушимую мощь своей Родины, своего народа, поставившего на колени и разметавшего в прах врага. Могучая, неодолимая сила моего государства звенела и пела вокруг меня, здесь, на чужой земле!»

После войны кроме композиторской, началась большая общественная деятельность Тихона Хренникова, он многие годы был педагогом и профессором Московской консерватории.

Когда началась война, Федору Чернышеву исполнилось 17 лет. Через год он поступил в военное училище в Горьком (сегодня Нижний Новгород), окончив которое получил звание лейтенанта за два дня до своего 19-летия. И в 1944 году отправился на Карельский фронт. Его назначили командиром огневого взвода 14-й армии Карельского фронта. 2 года (1944-1945) он воевал в Заполярье. Оборона Заполярья – одна из славных страниц истории Великой Отечественной войны.

«Первый раз в район боевых действий я попал недалеко от города Питкяранта, находящегося на берегу Ладожского озера. 40-я зенитно-артиллерийская дивизия Резерва Верховного Главнокомандования входила в состав 7-й армии, которая летом 1944 года наносила главный удар в ходе Свирско-Петрозаводской операции. Цель этой операции, которой руководил генерал армии Кирилл Афанасьевич Мерецков, заключалась в освобождении Петрозаводска от финских войск, воевавших на стороне фашистской Германии. Операция была успешно выполнена. За два с половиной месяца боевых действий наша дивизия уничтожила 27 самолетов противника».

«День Победы я встретил в Кёнигсберге. Наш связист по радио услышал об окончании войны 8 мая. Что говорить, ликование было такое, что трудно передать. 9 мая стреляли в воздух из всего, из чего только можно было – из орудий, пистолетов, автоматов… А на Параде Победы сводный полк Карельского фронта шел первым – это была особая гордость для всех нас. С тех пор традиционно на парадах 9 мая знамя Карельского фронта несут первым среди знамен всех Фронтов».

Чернышев Федор Дмитриевич был ветераном Великой Отечественной войны, полковником в отставке, и «Почетным жителем района Восточное Дегунино».

Композитор Дмитрий Шостакович, профессор Ленинградской консерватории, приступил к написанию симфонии, лишь только началась Великая Отечественная война. Он вспоминал: «Я писал ее быстрее, чем предыдущие произведения. Я не мог поступить по-другому и не сочинять ее. Вокруг шла страшная война. Я всего лишь хотел запечатлеть в собственной музыке образ нашей страны, которая так отчаянно сражается. В первый день войны я уже принялся за работу. Тогда я проживал в консерватории в Ленинграде, как и многие мои знакомые музыканты. Я являлся бойцом противовоздушной обороны. Я не спал и не ел, и отрывался от сочинения, только когда дежурил в пожарной бригаде или при возникновении воздушных тревог. Я посвящаю новое сочинение своему родному городу - Ленинграду».

Ленинградская премьера симфонии № 7 Дмитрия Шостаковича состоялась 9 августа 1942 года в дни, когда город находился в осаде немецких войск. На этот день немцы предполагали захват осажденного Ленинграда. Генералам раздавали пригласительные билеты на банкет в гостинице «Астория», уверенные, что возьмут город практически без боя. Но вместо этого немцы услышали симфонию Шостаковича. И это не преувеличение: в тот день были включены все громкоговорители: она звучала и в городе, и на фронте. Исполнял симфонию оркестр Ленинградского радиокомитета под руководством Карла Элиасберга. Исполнение симфонии прошло «при совершенно переполненном зале», город жил, боролся, и в этот день немцы поняли, что Ленинград победить они не смогут...

Мирную жизнь юного музыканта Андрея Эшпая нарушила Великая Отечественная война, которая началась, когда мальчику едва исполнилось 16 лет. Учебу в десятом классе средней школы ему пришлось продолжать во время эвакуации в Мариинском Посаде.

Эшпай рвался на фронт и уже в январе 1943-го поступил в Оренбургское военное училище, потом окончил военные курсы переводчиков, а с 1944-го находился в армии на Первом Белорусском фронте. Военная биография Эшпая ничуть не уступает его музыкальным достижениям: лейтенант взвода разведки был на передовой и участвовал в боях за освобождение Варшавы, брал Померанский вал, принимал участие в окружении и преследовании противника в районе Польцина и Кольберга на Балтийском море, на реке Одер и побережье Померанской бухты. 9 мая 1945 года он встречает в Берлине. А после окончания войны еще год служит в управлении информации в Берлине.

Военный переводчик 2-го разряда за полученные при допросе пленных данные, которые дали возможность подавить множество огневых точек, и за личное уничтожение 8 солдат и офицеров противника в боях за Берлин был награжден орденом Красной звезды.

О своей знаменитой песне «Москвичи» Андрей Яковлевич говорил так: «„Москвичи“ десять лет спустя после Победы я написал для актера Марка Бернеса. Мы жили на Большой Бронной в полуподвале. К нам ходили через окно. Вот и он так пришел. Громко крикнул через подоконник: „Марийцы здесь? (Мой папа - мари, он и его двоюродный брат Палантай - основоположники марийской профессиональной музыки.) Есть слова, нужна музыка!“ Я прочел текст и был буквально ошеломлен. Поразительное совпадение! Все, о чем писал незнакомый мне тогда поэт Евгений Винокуров, было у меня в жизни! И сонная Висла, и весенняя сырая земля, и улица - Бронная… Брат Валя, который не вернулся с войны, погиб под Ленинградом. А мама все ждала и ждала его возвращения до последних своих дней… Была даже девушка, которая не дождалась…»

Стихотворение «Священная война» было написано в первые часы после объявления войны - 22 июня 1941 года. Взволнованный услышанным, поэт Василий Иванович Лебедев-Кумач буквально за несколько часов написал эти, ставшие символом борьбы, строки:

Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой…

24 июня 1941 года стихи были опубликованы в газетах «Известия» и «Красная звезда». Сразу после публикации композитор Александр Александров написал к ним музыку. Печатать слова и ноты не было времени, и Александров написал их мелом на доске перед исполнителями ансамбля, которым он руководил, певцы и музыканты переписали их в свои тетради. Еще день был отведен на репетицию. И уже 26 июня 1941 года на Белорусском вокзале, одна из не выехавших еще на фронт групп Краснознаменного ансамбля красноармейской песни и пляски СССР, впервые исполнила эту песню.

С первых же тактов песня захватила бойцов, которые вот сейчас должны были уехать на фронт. А когда зазвучал второй куплет, в зале наступила абсолютная тишина. Все встали, как во время исполнения гимна. На суровых лицах были видны слезы... Песня утихла, но бойцы потребовали повторения. Вновь и вновь – пять раз подряд! – пел ансамбль «Священную войну». С этого дня песню пели повсюду – на переднем крае, в партизанских отрядах, в тылу, где ковалось оружие для победы. С 15 октября «Священная война» каждое утро после боя кремлевских курантов звучала по радио.

Автор музыки «Священной войны» композитор Александр Александров в свое время писал: «Я не был никогда военным специалистом, но у меня все же оказалось могучее оружие в руках – песня. Песня так же может разить врага, как и любое оружие!»

Поэт Алексей Сурков с первых дней войны был на фронте, работал военным корреспондентом газеты «Красная звезда». В ноябре 1941 года он получил задание отправиться в Московскую область, где шли ожесточенные бои. Около города Истра его отряд попал в окружение. Был бой, Сурков чудом вышел из окружения, но вдруг… рядом разорвался артиллерийский снаряд. Осколками изрешетило всю шинель, и случилось еще одно чудо - на нем не было ни одной царапины. Вот тут он и произнес, - До смерти четыре шага. Эта мысль стала одной из основных строк будущего стихотворения.

Сурков писал так: «Под впечатлением от пережитого за этот день под Истрой я написал письмо жене, которая жила тогда на Каме. В нем было шестнадцать „домашних“ стихотворных строк, которые я не собирался публиковать, а тем более передавать кому-либо для написания музыки…»

На обороте простого солдатского треугольника он написал трогательное лаконичное посвящение жене, с которой прожил уже два десятка лет: «Тебе - солнышко мое!»
«Стихи мои „Бьется в тесной печурке огонь“ так бы и остались частью письма, если бы в феврале 1942 года не приехал в Москву из эвакуации, и не пришел в нашу фронтовую редакцию композитор Константин Листов. Он спросил „что-нибудь, на что можно написать песню“. И тут я, на счастье, вспомнил о стихах, написанных домой, разыскал их в блокноте и, переписав начисто, отдал Листову…» Листов вернулся в редакцию через несколько дней и, взяв гитару исполнил новую песню, назвав ее «В землянке».

Вскоре песня пошла по фронту. Ее исполняли солдаты, фронтовые творческие коллективы, в том числе она вошла в репертуар знаменитой певицы, исполнительнице народных песен - Лидии Руслановой.

Впервые стихотворение «Марш защитников Москвы» Алексея Суркова был опубликован в газете Западного фронта «Красноармейская правда» 3 ноября 1941 года. А неделю спустя их напечатала «Вечерняя Москва».

Публикация стихотворения Суркова привлекла внимание работников столичной киностудии документальных фильмов. Они в то время снимали эпизоды о битве за Москву вместе с войсками, державшими оборону под Волоколамском, на Можайском и других направлениях. В те дни стал выходить киножурнал «На защиту родной Москвы». В одном из его номеров впервые прозвучала песня, сочиненная на стихи Алексея Суркова. Автором музыки стал композитор Борис Мокроусов, отозванный в Москву из осажденного Севастополя.

Когда пришли дни советского наступления и разгрома фашистских войск на подступах к столице, в феврале 1942 года, на экраны страны вышел полнометражный документальный фильм «Разгром немецких войск под Москвой». «Песня защитников Москвы» прозвучала в нем целиком в исполнении оркестра и хора, и стала своеобразным лейтмотивом и музыкально-поэтическим стержнем картины.

А в 1943 году фильм «Разгром немецких войск под Москвой» получил первую для СССР премию «Оскар» в номинации «Лучший документальный фильм».

Осенью 1941 года группа московских писателей, поэтов и артистов вместе с их семьями была эвакуирована из столицы в город Чистополь Татарской АССР, расположенный на реке Каме. Среди них был и поэт Михаил Исаковский, который не мог находиться на фронте по причине слабого зрения. Там же, в Чистополе, в 1942 году он написал стихи, на основе которых потом родилась песня «В лесу прифронтовом». Михаил Исаковский писал: «Стихи написаны на Каме, когда шел второй год войны. Работая, я представил себе русский лес, чуть-чуть окрашенный осенью, тишину, непривычную для солдат, только что вышедших из боя, тишину, которую не может нарушить даже гармонь. Послал стихи старому товарищу Матвею Блантеру. Спустя несколько месяцев, я услышал по радио трогательную песню, осенний вальс «В лесу прифронтовом».

Композитор Матвей Блантер вспоминал: «И вот в 1942 году получаю от Исаковского письмо: „Матвей, я написал стихи. Может, этим обеспечу хоть какое-то участие в войне“. С первых же фраз было ясно - стихи сто́ящие. Так появился вальс „В лесу прифронтовом“»

В годы войны, песня повествующая о воспоминаниях солдат во время отдыха перед боем, снискала всенародную популярность. Особенно отзывалась всем бойцам строчка «… и каждый знал - дорога к ней ведет через войну».

«В лирических песнях, которые мы писали во время войны, – вспоминает композитор Матвей Блантер – хотелось дать возможность солдату “пообщаться” с близкими, высказать сокровенные думы свои, высказать их подруге, невесте, жене, находившимся где-то за тридевять земель, в далеком тылу».

Одним из самых ярких символов Великой Отечественной войны является «Катюша» - песня, которую в Красной Армии знал каждый боец. В отличие от большинства военных песен той поры, «Катюша» была создана в предвоенное время и впервые прозвучала в 1938 году в Колонном зале Дома Союзов.

А начиналось все с нескольких строк, написанных поэтом Михаилом Исаковским. Дальше дело не клеилось. Михаил Васильевич поделился проблемой со своим другом, композитором Матвеем Блантером. Катюша «зацепила», да так, что по признанию композитора, он не мог больше ни о чем думать, кроме образа девушки. «Катюша» без остатка заняла мое воображение. Вслушиваясь в слова Исаковского, я заметил, что в стихотворении его очень звонкая интонация. И в частности, вот что: берег, на берег! Какая причудливая игра ударений! Ну прямо-таки как в веселой народной припевке». Взявшись за дело, композитор написал музыку, и фактически поставил Исаковского перед фактом - текст придется дописывать.
Новое звучание «Катюше» придала Великая Отечественная война: в солдатской среде было сложено множество новых вариантов композиции. С «Катюшей» на устах шли на смерть юные советские партизанки, ее напевали бойцы в окопах.

Именем «Катюша» солдаты прозвали новые машины реактивной артиллерии, «песни» которых приводили в ужас фашистов.

Случались даже курьезы:

«Однажды под вечер, в часы затишья, наши бойцы услышали из немецкого окопа, расположенного поблизости, «Катюшу». Немцы покрутили ее раз, потом поставили второй, потом третий. Это разозлило наших бойцов: мол, как это подлые фашисты могут играть нашу «Катюшу»?! Не бывать этому! Надо отобрать у них «Катюшу»!

В общем, дело кончилось тем, что группа наших солдат совершенно неожиданно бросилась в атаку на немецкий окоп. Завязалась короткая, молниеносная схватка. В результате – немцы еще и опомниться не успели, как «Катюша» – пластинка с патефоном – была доставлена к своим».

В 1945 году «Катюша» гремела по всей Европе, став одним из запоминающихся символов нашей Победы.

Сегодня многие искренне считают, что «Катюша» - это народная песня, родившаяся в незапамятные времена.

В ноябре 1941 года журналист и поэт, а в военное время командир саперного отряда, младший лейтенант Марк Лисянский сделал заметку в своем блокноте, набросав стихотворение «Моя Москва».

Это были автобиографичные строки, рассказывавшие о том, как он «дважды был похоронен заживо». Во время вражеской бомбардировки порядков дивизии, одна из бомб разорвалась рядом с Марком Лисянским, он потерял сознание и был засыпан землей. Его нашли спустя несколько часов, когда он очнулся и начал стонать…

Через некоторое время после контузии Лисянский был снова в строю, но на ночных занятиях по боевой подготовке саперов сломал ногу, провалившись в волчью яму в лесу, откуда не мог выбраться сам, и не знал, найдут его, или нет… Его нашли и направили на лечение в Ярославль; дома Лисянского ждала любимая жена.

Он возвращался после лечения в госпитале в Ярославле в кузове попутного грузовика в свою 243-ю стрелковую дивизию, находившуюся на Калининском фронте и участвовавшую в битве за Москву. Когда машина проезжала через Москву, стихотворение уже было готово, и во время получасовой остановки на Пушкинской площади поэт успел отдать его в редакцию журнала «Новый мир».

Весной 1942 года композитор Исаак Дунаевский увидел стихотворение в журнале и сразу же, прямо на полях журнала, написал к нему ноты. «Моя Москва», исполненная ансамблем Исаака Дунаевского весной 1943 года на столичном правительственном концерте, начала путь к всенародному признанию. Песня звучала на фронтовых дорогах, в поверженном Берлине в мае 1945-го красноармейцы распевали: «Дорогая моя столица, золотая моя Москва!»

В 1970 году, на 23 км от Москвы, по Ленинградскому шоссе, соорудили монумент Славы-защитникам столицы. Огромные гранитные противотанковые ежи взметнулись над шоссе. На барельефе памятника строка из песни «Моя Москва», «… И врагу никогда не добиться, чтоб склонилась твоя голова…».

Песня «Моя Москва», рожденная в горниле войны, 5 июля 1995 года, получила официальный статус Гимна Москва.

В годы войны, исполнительнице народных песен Лидии Руслановой, бойцы Красной армии дали имя – «солдатская мама». В 1942 году в землянку, где размещались артисты, пришли три солдата, отправлявшиеся в разведку, и попросили Лидию Андреевну спеть для них на дорожку. Ночью одного из солдат принесли на носилках тяжело раненного. Лидия Андреевна рассказывала, что он стонал в бреду и все звал свою маму: «Села я к нему, взяла за руку и запела тихонечко колыбельную. Так хотелось песней вдохнуть в него силу жизни». Солдат выжил, и, когда бригада артистов давала концерт уже на другом участке фронта, после выступления к Руслановой бросился боец с Золотой звездой Героя Советского Союза со словами: «Мама! Мама! Я узнал, я помню, это вы мне пели, когда я умирал!».

2 мая 1945 года Лидия Русланова дала главный концерт своей жизни на ступенях еще дымившегося после боев Рейхстага в самом центре Берлина. Русланова пела, а у бойцов на площади перехватило дыхание – герои, фронтовые орлы, плакали не стыдясь. И заказывали, заказывали свои песни – кто сибирские, кто про Волгу-матушку… Каждую песню Руслановой солдаты принимали восторженными аплодисментами и криками «Ура!».

- А сейчас - «Валенки»! – объявила певица. – Не подшиты, стареньки! Которые до самого Берлина дошагали!

Слова Руслановой потонули в новой волне людского восторга. Как точно она выразила их мысли и настроение! Концерт продолжался до поздней ночи, а когда он завершился, Русланова углем расписалась на колонне Рейхстага рядом с фамилиями солдат.